ЗОЛОТИСТЫЙ свет одухотворенности наполняет каждую мизерную частичку нашей телесной оболочки. Без него физиологическая паренхима тускнеет и становится грубой. Поэтому тот, кто ценит в себе «человечка», знает, что душа материальна не менее, чем «ручки, ножки или огуречик». Да, вещественность ручек-ножек очевидна, тысячекратно доказана ощущениями, движением, болью, дрожью, тогда как филигранные эталоны, подтверждающие материальность духовного мира, размыты и неоднозначны — вот почему все пребывают в поиске его мерила. Кто-то оценивает бездонную глубину души кубами сострадания, кто-то высчитывает ее широты площадями честности, кто-то изо всех сил пытается дотянуться до ее самой высокой точки при помощи линейных величин смиренной терпимости… Потребность найти то главное качество, без которого душа исчезает в мертвецком Ничто, — дань нашей вере в бессмертие. Вот почему так досадно бывает, когда самый проверенный фаворит из списка человеческих добродетелей приходит к истине последним, сбитый с курса ураганными ветрами страстей и противоречивыми душевными порывами. Ведь бывает, что сцены «сострадания» пишутся под диктовку корысти; приступ «честности» вызван не столько потребностью сказать правду, сколько оглушительным провалом тщательно спланированной лжи, а «смирение» — это просто оборотная сторона «медали» за бесхарактерность. Уверенно можно назвать лишь один настоящий эталон духовности — это искренность, качество, определяющее истинную глубину восторга и нежности, любви и страдания, смущения и отвращения… Искренность — это несущая ось человеческой личности, вокруг которой вращается пеструшка-жизнь, наматывая потоки своих радостных и поучительных мгновений на твердыню характера. Если ось крепка, то и душа светла, а если нет, то и судить не о чем (и не судим будешь)…
Искренность как инстинкт духовной чистоплотности не продается и не покупается. С ней нельзя «договориться», убаюкать, как совесть, или измерить в долях («Я был искренним на 63%»). Она неделимое целое, которое либо присутствует в тебе «на все сто», заставляя ставить перед собой и окружающими честные задачи и «жить не по лжи» даже в ущерб сытому довольству, либо просто не существует ни в действиях, ни в мыслях. А что такое, по-вашему, пресловутая «основа глубоких знаний», если не искренняя потребность изучить предмет?
И что такое «любовь», «преданность», «щедрость», если не высочайшая концентрация искренних чувств, своеобразный иммунитет, отторгающий пошлость, жадность, изворотливость, жлобство и защищающий душу от злокачественной деструкции, когда ничто уже не свято…
Кстати, вы никогда не интересовались значением слова «жлоб»? Несмотря на мерзостную фонетику, это презренное просторечие является вербальной составляющей русского литературного языка. Великие лингвисты и лексикографы (например В.И. Даль и С.И. Ожегов) трактуют слово «жлоб» как «скряга», «хам», «скупой сноб», человек, «неискренний в поступках и чувствах, ведомый одной лишь корыстью». Жлобами не рождаются, ими осознанно становятся те, кто заместил искренность оголтелым прагматизмом, избрав для себя в качестве жизненного кредо три аргумента: «мне так удобно», «нет людей лучше меня», а также «на халяву и уксус сладкий». Надо сказать, что подобный способ отношения к жизни настолько универсален, что с помощью этих «психологических установок» можно оправдать любой поступок, включая подлость, наглость и жадность: «Мне так удобно — поэтому-то, я и сбросил старушку с подножки под колеса трамвая, — не ехать же всю дорогу стоя!».
В качестве синонима слову «жлобство» наиболее близка «духовная холера» — хроническое состояние, когда больной не может сдерживать ни рвоту, ни диарею своих поступков, считая их вполне естественными («нет людей лучше меня»). Больные духовной холерой осознанно и со смаком матерятся в общественных местах, называя всех малознакомых женщин «телками», а мужчин — «чуваками» (я называю это приступом безудержной рвоты) и с превеликой охотой издеваются над чужой слабостью (похоже на поиск бумажки для подтирания попы). Из-за хронического отравления токсинами жлобства у этих больных формируется неадекватная самооценка, когда собственная бездарность вызывает чувство гордости: «Да, я хам! Зато я первый в очереди!»
Возможно, холерный жлобрион в конце концов вызывает транзиторную ишемию мозга, потому что у носителей инфекции полностью разрушается способность к самокритике.
Они перманентно ощущают свою правоту и всегда раскованны, не стесняясь приносить напитки или еду в ресторан; выплевывать жвачку на мраморные ступени древнего костела; вытирать козявки о край офисного стола; маршировать в стоптанных тапочках по вестибюлю театра или преподносить имениннику завалявшуюся открытку в качестве подарка. Благодаря завышенной самооценке они с легкостью называют свою лень «рационализмом», а жадность «до чужого добра» — «практичностью», никогда не теряя боевого духа фоновой агрессивности, «святой простоты» и грубости в любой ситуации. Ведь тот, кто хапает больше, чем может дать, вынужден постоянно защищать свое «добро». А вдруг кто-нибудь придет и отнимет все то, что ты «поимел»?
Кстати, наиболее популярными в жлобском лексиконе являются производные от глагола «иметь», позволяющие представителям этого племени понимать друг друга с полуслова.
Возглас: «Да, классно я ее «отымел»!» — означает, что здоровенный бугай пришел в гости к девушке как подарок (ни цветочка, ни шоколадки), сытно поужинал ее «харчами», досыта позанимался с ней сексом, утром занял у нее неплохую сумму денег, чтобы больше не встречаться.
К искренним проявлениям чувств жлоб относится цинично, веря лишь в тройственность «НЕ»: «не переработай!», «не упусти свой шанс!» и «не отличайся от сословного большинства!». Последнее «НЕ» прекрасно иллюстрируется жлобской манерой одеваться, камуфлирующей личность и вместе с тем выпячивающей ее принадлежность к определенной социальной «касте». Например, узконосые ботинки под спортивные штаны и «немаркую» кожаную куртку; лейблы знаменитых кутюрье, нашитые поверх турецкого ширпотреба; «гламурные сливки» с перьями, златом, гипюром, аксессуарами а-ля Louis Vuitton и выставленной напоказ «зваровской мобилой»…
Все это так. И если это не ужасно, то очень грустно. Ну разве можно, хлебая уксус из бутылки, искренне наслаждаться сладостью напитка? Разве естественен прилив нежности к человеку, назвавшему тебя (а возможно и «… твою мать») «телкой» или «шмарой»? И разве идейное хамство вкупе с нетерпимостью к чужому мнению является доказательством компетентности? Нет! Все это — ничто иное, как грубая подделка бесценных мгновений жизни, прибитая гвоздями к страшным кавернам искореженной души, утратившей свой стержень и теперь распространяющей вокруг себя отвратительную эмоциональную заразу.
А ведь однажды искренность может вообще испариться из человеческих отношений, погрузив их во мрак тотальной корысти. Тем более что хамские идеалы весьма активно пропагандируются средствами массовой жлоб-культуры, которые в одурманивающем смраде сальных шуточек воспевают «романтику» проституции, «мужество» ударов исподтишка, «красоту» жаргонных и матерных выражений, дабы популяция чудаков, искренне верящих во что-нибудь, кроме денег, исчезла с лица земли… И все стали бы похожими друг на друга… А что, довольно рациональная идея — создать жлобское государство: у всех одна большая потребности и одна общая цель…
Недавно я вдруг заметила, что большинство нормальных людей, прежде чем подчиниться искреннему порыву, задумываются о том, насколько адекватно будут истолкованы их действия жлобствующими гражданами. Те же, кто одаривает окружающих искренней сердечностью, потом могут очень долго почесывать ушибленные места. В качестве примера могу привести реальный факт. Однажды по поручению пустобрюхого холодильника, я отправился в любимый супермаркет, где занялась добычей пропитания. Уже предвкушая финиш с победоносным отрывом кассовой ленточки, я припарковала тележку возле сырного прилавка, уверенная в мгновенном решении последней продовольственной задачи, но… Процесс оказался долгим и томительным. Две особи в типовых нарядах (чтоб «не маркое», чтоб «смотрелось богато» и чтоб куплено было со скидкой), опираясь жирными локтями на прилавок, смачно вкушали продукты сыроварения. То, что они никуда не спешат, было видно сразу. Пожевывая очередной кусочек сыра, любезно предлагаемого продавцом, они изрекали что-нибудь глубокомысленное: «Нет, этот сыр нехорош! Горчит-с! Вы его неправильно храните». Свято преданная правилам вежливой торговли работница сырного отдела деликатно пыталась убедить новоявленных «экспертов», что их предположение безосновательно, поскольку режим хранения сыров контролируется компьютером, однако ее аргументы прошли мимо ушей «сыроежек». Впав в раж дегустации, они требовали для апробации все новые и новые сорта сыра, прерывая жадное щелканье челюстями лишь для того, чтобы озвучить очередной сырный недостаток: слишком соленый (или сладкий), слишком твердый (или мягкий), слишком пресный (или вонючий) и т.д. и т.п.
На пятнадцатой минуте «дегустации» от мощной вибрации жира на лоснящихся щеках «толстых ценительниц» сыра, активно пожирающих экспонаты с витрины, и меня, и продавца, и еще десяток мирных граждан из спонтанно возникшей очереди накрыло волной нервной дрожи. Видимо, накал нервного напряжения (хотя, возможно, и чувство сытости) в конце концов побудили дам прервать дегустацию, купив-таки… тридцать грамм самого невкусного дешевого сыра. Понятно, что опешившая продавщица не сразу поняла порядок весовой категории покупки, отрезав триста грамм, что послужило основанием для издевок над плачевным состоянием ее слуха. Стойкая работница торговли, мужественно удерживая свои эмоции в рамках закона о защите прав потребителя, все-таки отпилила и завернула в пергамент едва видимый кусочек пресловутого продукта, чтобы вместо «спасибо» услышать: «Ты все же скажи руководству, что оно неправильно сыр хранит».
Я молчала (потому что меня тошнило от увиденной наглости). Продавщица с красными пятнами на щеках, моргавшая полными слез глазами, тоже молчала (потому что боялась скандала и возможных карательных санкций администрации). Молчала очередь (что тут скажешь?), кроме одного остряка, шутившего по поводу удобства посещения супермаркетов, в которых можно бесплатно ужинать: «Может быть, кроме сыра, мне и вина предложат?» — не унимался он.
Из трясущихся рук продавщицы я все-таки получила крупный кусок своего «сыра-бора» и с тяжестью на сердце двинулась к кассе, где мерзкие «сыроежки» орали благим матом, пытаясь оплатить пластиковой картой свою единственную шестирублевую покупку — ломтик сыра… Было видно, что эти тетки гордятся тем, что всех «отымели». И мне стало ужасно стыдно за себя и всех участников «процесса», позволивших хамкам глумиться над самой системой человеческих отношений, в которой любезность не предполагает плевка в лицо, а слово «попробовать» не означает «остаться на ночь»… Меня охватило чувство безысходности от трагичного положения интеллигентных людей, старающихся быть милыми, корректными, внимательными, полезными, деликатными, в то время как жлобы нагло пользуются ими… Нет, надо раз и навсегда отпустить на волю искренние эмоции и всегда указывать на дверь любящим халяву «гурманам» чужого унижения. Думаю, что это пойдет всем на пользу.
Так что пусть все, кто оправдывает свое убожество наличием скрытых недостатков в других людях, кто за бесценок покупает поддельные «шедевры» мирового искусства, кто стремится урвать кусок побольше от общего пирога дарованных возможностей, знают: они неискренни в первую очередь к самим себе. Ведь законы мира неизменны: бесплатный сыр на веки вечные останется «аксессуаром» мышеловки. И если пружины этого полезного приспособления мышам ломают хребет, то люди платят гораздо дороже, переламывая свой духовный стержень, вокруг которого вращается, сияя, «как безумный бриллиант», светлая-светлая-светлая жизнь.
Автор: Veta March
